Дорогие наши ветераны, Боевые наши старики, Как же вас в строю осталось мало! Но победы ваши велики! …
Всю свою жизнь, с детства пребывали они в Боге, в церкви, в русском Православии. Потому-то и сохранили они в массе своей традиции нашей Церкви в тяжкие для нее времена, восприняв духовное наследие своих предшественников, да не в одном поколении. Пронесли их через гонения, военную разруху, голод и донесли до возрождения.
Из каких, например, источников знаем мы, живущие сегодня, о войне? Книги, рассказы, театр, кино… Но еще остались прямые участники, свидетели. Их становится все меньше и меньше. И потому их надо беречь и ценить как народное достояние. Это и фронтовики, это и ветераны тыла, это и заложники, оказавшиеся на оккупированных территориях, это и эшелоны угнанных на работы в Германию.
Есть и у нас на приходе такие ветераны. Как и везде, их остались считанные единицы. Не все они могут написать свои воспоминания. Но рассказать… Вот и ловим мы каждую возможность послушать эти рассказы. От одной из стареньких наших прихожанок (пожелала остаться неназванной) как-то вдруг, ненароком, довелось услышать об оккупации немцами их села (в Вяземском районе Смоленской области). Ей тогда было 10-11 лет. В районе разворачивалось партизанское движение, и сельчане с огромным риском укрывали появившихся в селе партизан, которых разыскивали немцы, особенно после того, как у них в лесу вынужден был совершить посадку наш самолет. По мартовскому снегу следы летчиков привели немцев к этой деревне. Но не удалось немцам их найти («и в меня тоже целился немец, но я почему-то не боялась, бедовая была»), «наши их хорошо спрятали, накормили и отправили дальше к партизанам». …
Или вот рассказ всеми уважаемой давней нашей работницы – Аллы Леонтьевны. Жила в деревне, в Калужской области. «В семье было пятеро детей. Отец вскоре погиб на передовой. Брат, сёстры – на фронте. Другой брат в 14 лет ушел к партизанам. Мы остались втроем, с мамой и сестрой. Деревня была оккупирована. В нашем доме укрылись два офицера. Но ночью наш дом захватили немцы. Одного офицера мы успели спрятать в подвал, другого фашисты на месте расстреляли. Еще ранее партизаны укрылись в школе, мы, вместе с другими, носили им продукты. Нашелся все же предатель. Помню, выставили всех нас. Хотели расстрелять. Мы, дети, — плакать. И все же пожалели маленьких. А в школе всех партизан расстреляли. Нас, деток, взрослые посылали найти и посчитать убитых, чтобы потом можно было их тайно, ночью похоронить.
Мама вскоре умерла, мы остались с сестрой вдвоем. Но старались как-то выжить. Днем ходили на сенокос, собирали в поле колоски – рожь, просо. И все-таки как-то ночью ушли в лес, оттуда – на фронт, через речку — в село Батюшково, 12 километров. И пришли к своим… Простите, рассказала что помнила». Мы не удержались, всплакнули…
Да, вот они, оказывается, какими были, наши старушки. Иной раз слышишь рядом дребезжащий голосок, выпевающий все гласы. «Катерина, да ты поёшь-то как хорошо». «А как же? – отвечает смущенно, — еще в детстве на клиросе-то пела».
Другая всю жизнь ревновала о целостности храма, трудилась на стирке и уборке (без разных там облегчающих химических средств), учила молодых. И если заглянуть в маленький срез дерева их долгой жизни, то выявится: действующих церквей во времена их молодости было считанное количество, все позакрывали. Кто-то молился дома, кто-то проделывал километры пути до имеющейся в дальнем селе церкви. А кто-то, по слабости телесной, а то и духовной, все-таки незаметно отходил, с тем чтобы когда-нибудь, покаянно, вновь войти в храм.
А вот рассказ прихожанки, которая во время войны была еще дошкольницей. «Меня, тогда пятилетней, война коснулась лишь краем своим. Она помнится мне с детского сада, в городе Муроме, и ощущалась как должное, но из рассказов взрослых постигала понятие: «это было до войны». Хорошо помню гул немецких самолетов. «На Горький летят», — говорили друг другу взрослые, тревожно поднимая к небу глаза, а бабушка истово начинала креститься.
Нас водили в госпиталь, где мы пели и читали для раненых стихи. Играли в войну, рисовали танки и самолеты, принимали в гости в детский сад приехавших военных: они садились в середину нашего круга, много и интересно рассказывали и даже что-то отплясывали, приводя нас в восторг.
ВРЕМЯ расставляет всё по местам, не правда ли? И теперь мы отчетливо понимаем, что в самые отчаянные моменты жизни неизменно спасительной была вера. Известно много эпизодов, и личных, и массовых. Много из них вошли в историю, закрепились в преданиях, составили замечательные литературные страницы и ленты кинофильмов. И то, что во всем мире принято считать «таинственной русской душой», и есть вера внутри Русской Православной Церкви. И она действительно особая. Ею проникнута практически каждая душа русская, даже считающаяся невоцерковленной. Пока она жива, жив и народ, как бы ни сокрушались мы об испорченных нравах и дурных влияниях.
Итак, много ли их осталось, этих наших старичков? Давайте потерпим их замечания, прислушаемся к ним или промолчим на что-то не очень нравящееся нам и просто с поклоном отойдем в сторону… Помолимся и об оставшихся в живых. Правильно об этом высказалась и другая наша прихожанка, истовая молитвенница, раба Божия Нина, хорошо знающая многие православные обители: «Ежедневно благодарю Господа, что явил мне милость свою – все мои вернулись с войны живыми».
И в заключение хочется с удовлетворением отметить, что в целом вся наша община, и старики и молодежь, представляют большую, дружную семью. И юношество наше, особенно выходцы из воскресной школы, проникнутые Словом Божиим, привечают, обнимают, целуют и помогают старикам. И нам тоже надлежит понимать их, помогать, ведь у них впереди большая и непростая жизнь. Да пребудет с нами Господь.
Слава Богу за всё!
